Это очень странное ощущение.
Вот я. Я жив. И мне кажется, что я был жив двадцать пять лет, но я знаю, что это иллюзия. Это просто чужая память, чужие навыки, записанные в моём разуме, а на самом деле, существовать я начал пару дней назад. А тот, другой, кто был я, умер. Он даже не почувствовал и не узнал этого, и я не знаю момента его смерти тоже. Шестой, я тебя не подведу.
Это очень, очень странное ощущение.
Наверное, такое возникает при телепортации, с которой проблемка. Тот, кто вступает в телепорт на одном конце, расщепляется на атомы и умирает, но никогда об этом не узнаёт, а его копия на другом конце обладает идеальной копией его памяти и поэтому самосознание получает иллюзию того, что это и есть тот же самый человек. Это делает человека тем же человеком для него самого и для окружающих, и единственный, кто знает правду, это тот, кого распылили. Но его распылили. Вот я, например, только в теории знаю, что человек, который очень хотел жить, умер, чтобы дать мне место, а на практике я совсем этого не ощущаю.
Это очень, очень, очень странное ощущение.
Я начинаю говорить - и умолкаю. Я начинаю мысль - и обрываю её. Потому что я - другой человек, и моё мнение разительно отличается от его мнения. Я начинаю идти привычным путём, его путём, и понимаю, что всё иначе. Я другой. В чём-то лучше, в чём-то - хуже. Сбивает с толку, когда привык думать, что вот это - твоё мнение, а оно уже не твоё. И это во стольких аспектах от и до - что просто кажется невозможным. До смеха напоминает Доктора. "Дай мне яблоко. Фу, какая гадость!" Осталось действительно найти гастрономические различия.
Привет. Я Седьмой.
Нужно оговорить, что не Седьмой даже, а Седьмые. Если проследить ретроспективу, то в той или иной мере слияния, нас всегда было по двое. Но по сути...
Самый первый был малышом. Ровно в четыре он стал настоящим, но уже до того проповедовал изо всех своих недюжинных сил это "я сам". Он жил, писал стихи, познавал мир. Его мир потом во многих из нас был очень явно виден. Наверное, именно он и был тем самым домом, который для меня уже - мифический. Этот мир имел одну очень реальную черту, которая до сих пор пробирает до боли, до дрожи. Первый жил в двух мирах. Обычном и волшебном. И это волшебство было в нём самом и в книгах. Это было ощущение, которое сейчас можно назвать "девяностые". Когда много книг, когда вперёд и вперёд, и веришь в невозможное, веришь, что может сделать это невозможное своими руками. Много чего ещё. А потом Первый влюбился. И это была прекрасная влюблённость. Всё было хорошо, пока не пошло на спад. И вот на спаде Первый стал медленно разрушаться, и в итоге пришёл Второй.
Второй был брошен и не знал, куда приткнуться. Именно Второй создал нашего первого скелета в шкафу. Он был медицинским блоком - частично урезанные функции помогали спокойно и эффективно восстанавливаться. И это было бы действительно эффективно, если бы не пришёл Третий.
Третий был самым больным. Третий исказил предыдущие принципы. Второму не хватало любви, Третий постарался её иметь. Любой ценой. Цена была крайне высока, как потом выяснилось, но в Третьем был ещё и очень большой запас прочности. Когда критическая масса травм была достигнута, он был счастлив умереть. Но он не умер. Он впал в какой-то очень плотный анабиоз, не слишком отличающийся от смерти. И на его место пришёл Четвёртый.
Четвёртый был самым весёлым и отвязным. Он прорабатывал те области, которые годами были невостребованными, он восстанавливал и компенсировал всё, что разрушили Второй и Третий. При этом очень многое он сливал и слал лесом, но если бы не он, меня бы здесь не было. Вот такого меня. И очень, очень многого бы не было. Без него - было бы плохо. Я надеюсь, в этот раз мне досталась часть его качеств. Потому что он был прекрасен. Но он был смертником, как Шестой. И как Второй. Чётные.) Медицинский отсек. Куда более развитый, чем Второй, но всё-таки - временный. Когда его функции были исчерпаны, а внешняя среда позволила, створки открылись, и он стал Пятым.
Пятый писал гей-порно. Пятый тоже был по-своему прекрасен. Обретал определённый опыт. Хотя, на самом деле, Пятый был дураком. Но не всегда дураки - плохие люди. В Пятом отчасти проснулся Третий. Чуть позже, Третий наконец умер. Он был слишком болен, слишком у него болело. Пятый помог ему обрести покой. Стал учиться стоять на ногах. Его подвела неопытность человека, впервые вышедшего из медотсека, как мне теперь кажется. Он был очень... амбивалентен. Злой и добрый, справедливый и несправедливый, честный и лицемерный. Тем не менее, если Четвёртый научился чувствовать, то Пятый начал учиться выражать обе стороны чувств при других. И хорошее, и плохое. Пятый очень хотел развиваться, но ждал.
Шестой был всего лишь с апреля. Пятый получил выстрел стартового пистолета в лоб, и появился Шестой. Самый прекрасный. Самый удивительный и цельный. Он взял вот это всё царство и протащил его сразу через несколько ступеней на своём хребте. И умер он не от потери сил - его сил хватило бы надолго, и я надеюсь только, что у меня их не меньше. Он умер от того, что там, внутри, сформировался, вылечился я. Я уже не Первый, уснувший мёртвым сном и пронесённый в хрустальном гробу через всех последующих. Единственное, почему он ушёл, потому что знал, в нём нет всего одной, но очень важной детали. У меня она есть. И я знаю, что ты слышишь меня, Шестой, ведь я - это ты, и я говорю тебе: я тебя не подведу.
Я Седьмой. Brand new. И я ничерта о себе пока не знаю. Разве что: я жив. И это так прекрасно.